Криворожанин Владимир Покрышка: «Спустя 70 лет мы с боями отстаивали Саур-Могилу, но удержать не смогли…»

Страницы из дневника военного времени

Приближается день 9 Мая – День победы над нацизмом. В Украине, как и во всей Европе, будут поминать погибших в этой страшной войне. Сколько могил известных и неизвестных солдат оставила она после себя, сколько вдов и сирот, сколько горя принесли в Украину годы оккупации! Целые дивизии солдат погибли при форсировании Днепра, взятии Саур-Могилы…

И через семьдесят лет опять необъявленная война. И теперь  уже внуки ветеранов той войны поднялись защищать родную землю. Снова гибнут дети, разрушаются мирные жилища. Тяжкие бои за Саур-Могилу шли с 4 июня по 29 августа 2014 года украинские военные оставили высоту. 8-9 сентября с признаками нечеловеческих пыток поступили тела украинских военных, погибших во время боев против террористов.

Гость «ДГ», известный в Кривом Роге юрист Владимир Покрышка рассказал нам о том, как он защищал Саур-Могилу в 2014 году, зачитал странички из своего «Дневника войны».

«Спасибо криворожанам за бронники…»

– Кто помнит детскую игру «танчики» на первых игровых приставках? Прошло время, мы подросли. Неожиданно «танчики» превратились в танки, которые убивают, – начинает рассказывать Владимир. – Ручной противотанковый гранатомет заменил джойстик, а за спиной вместо портфеля болтается парочка реактивных «мух».

Лето изнуряет своей жарой: «Взвод подъем, общее построение батальона. Полная боевая готовность!». Я посмотрел на часы - три часа ночи. Обнял ПКМ, который мне ночью был, как любимая женщина. Хорошо, что не раздевался, а только расшнуровал берцы. Вытянул из-под матраса бронежилет, накинул на себя. Огромное спасибо ребятам из Кривого Рога, тем у которых рыболовный магазин по улице Косиора. Они нам привезли одиннадцать бронников, один из которых достался мне.

К походному рюкзаку, который выслала моя мама Зинаида Григорьевна, я прикрепил синее одеяло, оставленное мне в наследство от тридцать четвертого батальона. Мне 35 лет, есть любимый маленький, но уже смышленый сынок Глебка, ему в июле исполнилось шесть лет. Соскучился так, что сердце обливается кровью.

Батальон построен. У всех приподнятое боевое настроение. Уровень патриотизма и моральный дух высокий. Начинаем грузить по машинам боекомплекты и пищеблок. Собираю и проверяю личное оружие, радейку. Подпрыгнул – тяжеленный, как танк. Голову прикрывает каска времен второй мировой войны.

Уже утром со скоростью тридцать пять километров в час колонна двигается из базы в направлении Краматорска. Машины то и дело закипают, ломаются, вследствие чего мы через каждые тридцать минут делаем остановки.  В полдень начинается невыносимая жара. Мы в броне начинаем париться. В невероятных объемах поглощаем воду мы и техника.

«Мы не знали, что нам выдан билет в один конец…»

Колона остановилась. Мы выгрузились из машин в поисках тени и воды. Неожиданно из посадки выбегает невменяемый боец лет пятидесяти. У него солнечный удар. Разорвали ему комок и тельник, облили холодной водой, начали хлопать по щекам. Удивило больше всего то, что возле него скопилось куча бойцов, и никто не знает, что делать. Взваливаю старого солдата, как мешок сахара на плечи и бегу с ним к машине. Несколько дней спустя, уже в аэропорту Краматорска, подполковник Коновалов (позже был ранен, попадание РПГ, Иловайск) объявил мне благодарность. Приятно...

Колона растягивается на километры. Местные жители машут нам руками, забрасывают воду, сигареты, деньги. Бабушки крестным знамением благословляют нашу неизвестность. А впереди – смерть, раны, фрагменты тел на асфальте, плачь выживших солдат над мертвыми товарищами, лужи крови, испуганные и ошарашенные лица необстрелянных парней, прошитые насквозь бронебойными пулями бронежилеты и кевларовые каски, вопль, крики и стоны... Сгоревшая и уничтоженная техника. Ошибки и несогласованность в действиях командиров.

В Краматорске пошел по батальону слух о том, что из добровольцев формируют первую штурмовую роту. Я не раздумывая иду к замполиту роты и записываюсь. Летим на следующее утро одни, без прикрытия второго борта. И вот кричит пилот, давая нам понять, что мы уже на месте. К бою!

Мы ещё не знали, что это билет в один конец, и шансов вернуться у нас практически нет. Командование даже не успело включить нас в состав новой части. Выгрузив боекомплект, отделение начало занимать позиции. Перед моими глазами лежало обгоревшее тело солдата. С этого момента начал по-другому относится к смерти, привыкать к ней.

 «Саур-Могила приветствовала нас минометным обстрелом…»

Внезапно хмурое, но полное разряженным воздухом небо начал пронзать оглушительный свист. Кто-то спокойным голосом выронил: «Мимо». После чего в метрах ста от нас, началась рваться в клочья земля. Я остолбенело стоял и смотрел вокруг, толком не осознавая происходящего. Страха как такового, у меня не было. Животные инстинкты, присущие человеку пришли позже. «Мины, грады, ураганы это еще ничего, терпимо, их слышно. Танки бьют прямой наводкой. Снайперы работают» - сказал высокий, худощавый парень Женя, молодой паренек семнадцати лет.

Наша позиция - это руины мемориального комплекса советским воинам. Я был поражен уныло лежащими на днищах, изрешеченными пулями и прошитыми осколками, сгоревшими корпусами легковых автомобилей. Возле них, словно призрак ещё держится, вцепившись фундаментом в землю, двухэтажный комплекс кафе, от которого остался только подвал и стены второго этажа.

Мы остались на вершине. Обстрелянный сверху донизу танками, в сквозных дырах тридцатишестиметровый обелиск достаивает. Обелиск – это прекрасный ориентир для сепарских наводчиков. Возле него колесами к верху лежат две разбитые зенитки. Не пощадила артиллерия скульптуру. Через бинокль просмотрел украинско-русскую границу.

В гарнитуре раздается шипение радейки: «Танки!».  Я чуть не подпрыгнул. Инстинктивно запрыгиваю в ближний окоп. «Привет Сережа. Не против?» – сказал я. «Давай Росава», – с улыбкой на лице, ответил невысокий, добродушный парень. Он снайпер и, будучи освобожденным из плена, чудом остался жив. Высунув голову из окопа, в километре наблюдаю поднимающуюся пыль за лесополосой. Точно танки. Дальше я уже знаю, что будет. Лесополоса закончится, появится ствол. Будет вспышка, никакого свиста, гула, без прелюдий. Через долю секунды разрыв снаряда и моли Бога, чтобы подальше от тебя. Нырнув обратно в окоп, я перекрестил Серегину землянку, потом себя. Рассевшись поудобней, молча натягиваем на себя, что-то похожее на улыбки, закуриваем по сигаретке. «Господи помоги», – говорят на войне. Здесь атеистов не бывает.

«Саур-Могила сохранила свое стратегическое значение и во время  войны 2014-го года…»

– Высота стала знаменитой во время второй мировой войны, которая была ключевой позицией немецкой обороны. При ее штурме погибло несколько советских дивизий, – вспоминает Владимир. – В ясную погоду обзор составляет около сорока километров, а столбы пыли от движения военных колонн позволяют обнаруживать противника на еще большую дистанцию. Именно после занятия Саур-Могилы и оборудования там наблюдательного поста российские артиллерийские корректировщики сумели фактически заблокировать все передвижения на дорогах и отрезать от снабжения двадцать четвертую, семьдесят вторую механизированные и семьдесят девятую аэромобильную бригады в секторе «Д». Вывод войск был возможен только в случае захвата Саур-Могилы. Высота имела стратегическое значение для всей обстановки на приграничном участке фронта. Для обеспечения захвата высоты украинское командование в этой войне впервые применило самое мощное средство огневого оружие, находящееся на вооружении Вооруженных Сил Украины. Ранее по высоте был нанесен удар двумя оперативно-тактическими ракетами «Точка-У».

Увиденное и пережитое далее полностью разделило мою мирную, привычную жизнь юриста. Война изменила имя на позывной, переодела, переобула, изменила место жительства. Она сменила начищенные до блеска туфли и отутюженный костюм на берцы, камуфляж, тельник, балаклаву, бронежилет, каску, компьютер на автомат, пулемет, ленты и рожки, подствольник, мухи и гранатометы, патроны, гранаты, тепловизоры и приборы ночного видения. В окопах, в подвалах, в блиндажах чувствовал себя как дома. У меня изменилось всё - взгляды, ценности. Мир для меня разделился надвое. Да и слова начали звучать по-другому, оставлять эмоциональный след в душе и сознании: «200; грузим трехсотых; 500; нет БК; Сталь, Сталь, я Сера...,  прошу поддержку карандашей, как понял меня? прием…».

Для уничтожения нашего отряда на Саурке были привлечены крупные силы российской артиллерии и отряды российских наемников с бронетехникой. Постоянными шквальными артналетами противника была выведена из строя аппаратура связи. Командование продолжало корректировку огня по телефону. Связь работала очень плохо, но в некоторых точках горы можно было передавать данные по обычному мобильнику. Сил не хватало для обороны и прикрытия машин снабжения, которые иногда прорывались к нам. Мы находилось под постоянным огнем тяжелой артиллерии, а пехота противника штурмовала вершину.

Как смог выжить в урагане войны?

После первого контакта, у меня появилась и кевларовая каска, и бронежилет, и нормальная аптечка. Да много кто тогда приоделся. Стал смелее. Начал высовываться. Когда «башню» срывало, в полный рост работал. Что придало такой уверенности? Как я переборол сам себя? Выход для меня был следующий. Взял штык нож и на прикладе вырезал имя сына. Когда приходило время работать, я смотрел на приклад, и палец на спусковом крючке автоматически выполнял поставленные моим мозгом задачи. Дальше все по холодному расчету. Идиотизм? Именем сына работал? Ненормальный? А кто сказал, что кто был там уже нормальный? Каждый сам решал проблемы такого рода.

Окопы спасали наши жизни, но от близких разрывов бойцы получали ранения и особенно сильные контузии, которые выводили нас из строя.

Обстановка обострялась. Маленькую группу украинских войск в Петровском и на нашей высоте от ближайших украинских позиций к тому времени отделяло свыше 30 километров территории, контролируемой диверсионными группами противника. Обстановка в секторе «Д» уже давно вышла из-под контроля командования АТО, противник имел в секторе ничуть не меньше сил и огневых средств. В секторе «Д» для ведения боевых действий и прикрытия границы на фронте в 100 километров осталось несколько слабых пехотных и артиллерийских подразделений, общей численностью менее тысячи военнослужащих, включая тыловиков, связистов и ремонтников. Большинство дорог и узлов коммуникаций не контролировалось. Саур-Могила оставалась главной ареной сражения - потеря высоты лишало украинское командование информации об обстановке в секторе и возможности огневого воздействия. Пока Саур-Могила была в наших руках, маневр противника в приграничном районе был скован.

Во время очередного массированного штурма сепарами Саур-Могилы 19-го августа был тяжело ранен полковник Потехин. Танки били по нам прямой наводкой. С неба сыпалось все, что угодно. Я даже перестал на это обращать внимание. Бойцы уже отправляли домой SMSки, на предмет «Прощай, люблю, целуй детей». Погиб Тимур Юлдашев, десантник Кандела.

 Парни прикрывают мой отход. Вновь небо рвет свист. Мой взгляд останавливается на чьем-то окопе. Залетел в окоп, ударился спиной и тазом о камни. Ощущаю боль невыносимую. Слава Богу, успел. Упал на кого-то. А там народу, словно шпрот в консервной банке набилось. Внизу окопа я слышу слова бойца: «Грады». Лежим всем скопом, прижавшись, друг к другу и земле. Кто-то шепотом читает «Отче наш».

Некоторое время спустя в инете нашел воспоминания десантника двадцать пятой бригады Дениса Мищенко: «В укрытиях вокруг горы, в полях вокруг горы было большое количество трупов боевиков, уничтоженных при отражении атак на высоту. В окрестностях высоты было разбросано огромное количество брошенного ними снаряжения, оружия, боеприпасов. Под Саур-Могилой была мертвая зона. Запах просто ужасный. У них не получалось нас взять, и за это российская артиллерия громила нас круглые сутки. Это был ад».

Записывала Татьяна Крамаренко